Но сначала девушка мокрыми лоскутами бывшего платья стерла с себя всю грязь, стянула с бедер выпачканные глиной хлопчатобумажные трусики с изображением вишенки на правом боку. Заглянула в узенькое зеркало. Миллисент, бедная Миллисент! Из зеркала глянуло на нее почти незнакомое лицо — настороженное, осунувшееся, повзрослевшее буквально за последние полтора часа.
Белая, очевидно дорогая блузка из тончайшего шелка и чистые рабочие брюки из черного сатина, конечно, никак не гармонировали между собой, но зато вполне были ей по фигуре, которую мама всегда считала необыкновенно стройной. И ругала дочь за пренебрежение к бюстгальтерам. А зачем они нужны, шелковая блузка с рюшами обтягивала высокую грудь так плотно, что никто и не скажет, в бюстгальтере Миллисент или нет. Но до чего же неудобными оказались петли для пуговиц на блузке!
В животе заурчало, девушка почувствовала голод. Интересно, незнакомец предложит ей чего-нибудь съесть? Вежливым он не выглядит, но вдруг расщедрится? Завез ее в этакую глухомань, должен же сообразить, что у нее с собой никаких припасов.
Миллисент выскочила из машины и решительным шагом взбежала по лестнице, выбросив по пути скомканное тряпье в мешок со строительным мусором. Затем вошла в дом и остановилась перед дверью, из-за которой ранее доносился голос мужчины.
Что же ему сказать? — мучительно думала она.
Оставив на полу холла зонт, девушка нерешительно потянула ручку двери…
Взору ошеломленной Миллисент представилась удивительная картина. В огромной, оборудованной по последнему слову техники, ярко освещенной кухне, стоял роскошно сервированный стол, окруженный, изящными стульями. И нигде ни души! Никого больше там не было.
Дымился на столе серебряный кофейник, распространяя в воздухе восхитительный аромат кофе, дразнили взгляд искусно порезанные сыр и ветчина, лежали на подносах пирожные и печенье. В хрустальной вазе благоухали цветы, это были георгины трех-четырех оттенков, их нежные лепестки падали на белоснежную накрахмаленную скатерть, украшенную вышитыми вензелями.
Шелковые шторы нежных оттенков закрывали высокие стрельчатые окна. Каминная решетка, украшенная бронзовыми птицами, заслоняла очаг, сложенный из дикого камня. На поленьях, в жарком чреве камина, бесшумно плясали языки пламени.
Сказка, да и только!
Девушка нахмурила лоб, замерла на пороге.
Сказка или… ловушка? А где же сам незнакомец? Словно угадывая мысли Миллисент, откуда-то сверху раздался его низкий голос:
— Я очень занят, садись и ужинай без меня.
Ловушка! — решила девушка и осторожно, как на минное поле, вошла в кухню, притворив за собой дверь.
Миллисент чувствовала: что-то здесь не так, но что именно? Она осторожно огляделась, беспокойство не проходило. Едва дыша, глянула под ноги и — ахнула. На великолепном изумрудного оттенка мраморном полу с безупречно подобранным изящным рисунком, напоминающем завитушки на гребнях морских волн, ее босоножки оставляли грязные следы. Ржавая глина на глазах высыхала, превращалась в коросту грязи. Миллисент, да ты настоящая свинья! Других ругаешь, а сама?
Девушка моментально скинула с себя обувь, выбросила ее за дверь, принесла из холла швабру, ведро с водой и уничтожила всю грязь, все потеки глины, насухо протерев каждую капельку влаги.
Удивительное дело, пол под ступнями босых ног казался теплым, словно его согревала невидимая горячая река, движущаяся где-то внизу. Неужели такая огромная площадь обогревается электричеством? И охота незнакомцу тратить деньги, чтобы оборудовать развалины всякими электронными прибамбасами?
Так, а где же сам таинственный хозяин, что он замышляет? Сплел петлю и сколачивает на чердаке виселицу? Или… готовит чего похлеще? Нет, с жуткими мыслями надо бороться, надо что-то делать. Прежде всего отнести на место ведро и швабру.
Миллисент вышла в холл и чуть было не столкнулась лоб в лоб с незнакомцем.
— Спасибо, — быстро проговорил мужчина, мельком через распахнутую дверь бросивший взгляд в кухню. — Больше не буду мусорить. А вообще у меня чисто, просто руки до всего не доходят. Приду через пять минут, пей пока кофе.
Взяв в руки молоток и гвозди, незнакомец исчез. С чердака послышались удары по железу и по дереву. Неожиданно до ушей Миллисент донеслось громкое ругательство. Оно оказалось страшно вульгарным. Чем оно было вызвано — болью в пострадавшем от молотка пальце, или чем-то иным?
Но, несмотря на услышанные грубые слова, несмотря на загадочность происходящего, Миллисент почувствовала в душе некий комфорт. В голосе незнакомца пару минут тому назад не прозвучало никакой угрозы, наоборот, он вежливо поблагодарил ее. Это приятно, когда тебя благодарят. И выругался он, наверное, оттого, что ему действительно было больно, когда он попал молотком по живому,
В просторной кухне было светло и уютно, от электрического калорифера шло умиротворяющее тепло. Она осторожно подсела к столу, налила в изящную, тончайшего фарфора чашечку горячий кофе. Первый глоток оказался таким восхитительным.
Незнакомцу просто не до меня, решила девушка и придвинула к себе тарелку с сыром.
Сыр был именно того сорта, который так любил когда-то покупать ее отец. Бедный папа!
Если бы он не умер, ей не пришлось бы так мучиться. На глаза навернулись слезы, Миллисент вздохнула и подлила себе в чашку немного кофе, а потом еще и еще… Взяла миндальное печенье.
Какой ужасный день… Как тяжело оказаться на улице без денег, без документов, без одежды, без зубной щетки. Миллисент гордилась своими зубами и всегда помнила, как восхищалась их безукоризненной белизной ее мать, всегда ставя в пример ее очаровательную улыбку ленивым соседским детям. «Посмотрите, ребятки, у Милли зубки словно жемчужинки. Она всегда их чистит — и утром, и вечером».